[Рец. на кн.:] Кривошеев Ю.В. Русь и монголы: исследование по истории Северо-Восточной Руси XII - XIII вв. СПб., 1999. - 408 с.- Тир. 1000 экз.

(1)      Важность изучения периода зависимости Руси от Орды было отмечено учеными еще в XIX в. (например, Х.Д. Френ). Советская историче-ская наука рассмотрела ряд вопросов истории Золотой Орды и русско-ордынских отношений (труды Б.Д. Грекова, А.Я. Якубовского, М.Г. Сафарга-лиева, Г.А. Федорова-Давыдова, В.Л. Егорова, А.Н. Насонова и ряд других). При этом основой оценок времени ордынского господства на Руси в трудах со-ветских ученых являлись отрывочные высказывания по этому вопросу К. Мар-кса и И.В. Сталина. В среде русской эмиграции в теоретических построениях "евразийцев" была сформирована концепция татаро-русского объединения. Ученые русского зарубежья основывались на противопоставлении своих выво-дов марксистской школе.

(2)      В последнее время происходит определенный всплеск интереса к истории Золотой Орды и русско-ордынских отношений. Предпринимаются по-пытки создания обобщающих трудов по данным вопросам. Решить проблему переосмысления истории русско-ордынских отношений на новом этапе научно-го развития призвана и монография Ю.В. Кривошеева "Русь и монголы: иссле-дование по истории Северо-Восточной Руси XII - XIII вв.". Автор отмечает: "Речь идет о создании по возможности более полной картины русско-ордынских отношений, полной и сбалансированной, без идеологических пере-косов в ту или иную сторону" (С.122). Далее Кривошеев указывает, что его монография представляет собой "попытку перейти от трактовки русско-ордынских отношений как непрерывной борьбы к трактовке, предполагающей многостороннее и многоуровневое взаимодействие" (С.123).

(3)      Монография начинается с обширного историографического обзора. Автор освещает историю изучения русско-ордынских отношений в отечествен-ной и зарубежной науке на протяжении более чем двух столетий. Выводы автора о направлениях и течениях исторической мысли, влияния на них конкретной обществено-политической и идеологической ситуации являются взвешенными и заслуживают всестороннего внимания. Несомненно, историографические гла-вы и обзоры, предваряющие каждую главу, а также ряд конкретных проблем русско-ордынских отношений, являются наиболее удачной частью исследования и должны быть отнесены к заслугам автора. Однако в ряде случаев Криво-шеев углубляется, на наш взгляд, в излишние историографические экскурсы и дискуссии, что приводит к потере нити повествования и замене конкретно-исторической проблемы вопросами оценок данных событий в научной литературе (как, например, в главе, где рассматривается первое столкновение русских войск с монголами в битве на р. Калке в 1223 г.).

(4)      Немаловажным является вопрос о планах завоевания Руси монго-лами. В историографии данного вопроса сложилось два мнения. Одни убежде-ны, что завоевание Руси являлось если не единственной, то одной из главных целей монгольского похода 1236 - 1243 гг. Другие отмечают, что изначально не планировалось вторжение в русские княжества и разорение данных земель носило характер разведывательного рейда.

(5)      Кривошеев приходит к выводам о том, что первоначально целью монгольских туменов была Южная Русь, в состав которой входили и степные территории, пригодные к ведению кочевого хозяйства. Северо-Восточная Русь оказалась разгромлена татарской конницей в силу сложившейся оперативной, политической и дипломатической ситуации. Здесь автор как бы примиряет две, казалось бы, несовместимые позиции. Основой его выводов является анализ ис-точников (персидских и венгерских) о планировании похода на запад и на Русь. Опираясь на исследование Ю.А. Лимонова о понятии "Руси" и "Русской земли" в русском летописании, автор определяет основной целью монголов Юж-ную Русь (С. 140-141).

(6)      Однако, на наш взгляд, такой вывод недостаточно аргументирован. Понятия "Руси" и "Русской земли" как южнорусских княжеств относятся к русской письменной традиции. И нет никаких оснований, без должной аргу-ментации, переносить географические понятия, принятые на Руси в письмен-ную и геополитическую традицию восточных (персидских) или западных (вен-герских) хронистов и путешественников. В этой связи, на наш взгляд, на данном этапе нельзя категорически заявлять, как это делает автор на с. 141 и 156, о том, что целью монгольского вторжения была лишь Южная Русь, а Северо-Восточная оказалась жертвой военно-политической ситуации.

(7)      Нельзя согласиться и с мнением автора о том, что лишь в 1239 г. "разработанный на курултае 1335 г. план стал притворяться в действительности", высказанном на с. 157. То есть, Кривошеев считает, что основной целью похода монголо-татар в 1236-1243 гг. являлись Южная Русь и страны Западной Европы. Однако это суждение противоречит данным источников, которые оп-ределяют целями военной экспедиции: "завоевание…народов Канлин, Кибчаут, Бачжигит, Орусут, Асут, Сесут, Мачжар, Кешимир, Сергесут, Булар, Келет" (Сокровенное Сказание) и "захватить … Ибир-Сибир, Булар, Дашт-и-Кипчак, Башгурд, Рус и Черкес до Дербента Хазарского" (Рашид-ад-Дин "Сборник ле-тописей"). В первом отрывке русские земли (Орусут) названы лишь на третьем месте, во втором (Рус) - на пятом. То есть сами монголы в XIII в. и восходя-щая к ним персидская письменная традиция в XIV в., не рассматривала Русь как основную цель похода. Таким образом, к 1239 г. план военной экспедиции, составленный на курултае 1235 г., активно претворялся в жизнь и скорее был близок к завершению, нежели к началу.

(8)      В завершении главы, посвященной завоеванию монголо-татарами русских княжеств ("Батыево пленение"), Кривошеев пишет, что "в течение почти 20 лет после нашествия Северо-Восточная Русь не была непосредственно включена в орбиту ордынской зависимости" (С.159). Однако ниже автор, в про-тиворечие собственному суждению, отмечает: "с 1243 г. устанавливается зави-симость русских князей от ханов". То есть русские княжества оказались непо-средственно включенными в политическую и юридическую систему Монгольской империи уже в 1243 г.

(9)      Особое место в работе Кривошеева отведено проблеме установления даннической зависимости Руси от Орды и проведению переписи населения в 1257-1259 гг.

(10)      В частности, автор связывает с проведением "числа" события в Ярославском княжестве в 1257 г. По данным агиографической литературы, в тот год под стенами Ярославля произошла битва с татарами, в которой погиб князь Константин. Однако сведения жития не подтверждаются другими источ-никами. Более того, "Мазуринский летописец" повествует о гибели князей Ва-силия и Константина без упоминания военного конфликта с татарами. Как отмечали А.Н. Насонов и В.Л. Егоров, историческая достоверность жития являет-ся сомнительной, и не может без оговорок использоваться как источник.

(11)      Наибольшее место отведено в монографии Кривошеева анализу проведения переписи в Новгороде и Новгородской земле. Основным выводом автора является выделения проведения "числа" в Новгороде из процесса исчис-ления земель на Северо-Востоке Руси. Между тем, нет никаких оснований для подобного утверждения. Мероприятия монгольской администрации носили унификационный характер на всех подвластных ей территориях.

(12)      Заслуживает внимания мнение автора о страхе новгородцев перед переписью, восходящем к библейским преданиям. Однако о противодействии исчислению в других землях источники не упоминают, что позволяет поставить под сомнение данный тезис и выдвинуть на первый план как причину попытки уклонения от "числа" социально-экономический фактор. То есть указанное су-ждение автора, на наш взгляд, недостаточно аргументировано.

(13)      Далее в своей работе Кривошеев затрагивает тему баскачества на Руси. Рисуя подробную панораму мнений по указанному вопросу (с.207-217) автор предлагает (вслед за А.Н. Насоновым) ограничить существование данно-го института началом XIV в. В то же время, дополнительной обоснованной ар-гументации в поддержку этого вывода Кривошеев не приводит. Между тем, несомненно заслуживают внимания выводы автора о том, что "…Баскаки являлись обладателями слишком больших должностей, значимых в монгольской иерархии, чтобы находиться на периферии городов. Баскаков, видимо, было, немного, и сидели они по городам, возможно, самым крупным в Северо-Восточной Руси" (с. 209) и "баскаки и князья - это высшие должностные лица, представлявшие внешнюю власть (баскаки) и местную власть (князья)" (с.210).

(14)      Основываясь на данных Т.Д. Скрынниковой, относящихся к сред-невековым монголам эпохи становления государства, Кривошеев трактует понятие ""улус" не как подчиненные Орде и управляемые ханом земли, а как территорию, население которой платит дань, во всяком случае, такое понимание не противоречит смыслу текстов" (с.226). И далее: "И "улус" и "тьму" возможно определить как лишь даннические единицы, не имеющего отношения к терри-ториально-государственной структуре Золотой Орды, непосредственно управ-ляемой ханами" (с.227). Исходя из таких выводов автор отмечает: "Русско-монгольские отношения - ярчайший пример даннических отношений как крупного социального комплекса. Из такой постановки проблемы мы и будем исходить в дальнейшем, в частности, рассматривая княжеско-ханские отноше-ния" (с.229).

(15)      15. Между тем, вывод об "улусе" как единице, не относящейся к территориально-государственной структуре Золотой Орды, не может быть признан верным. Прежде всего, сама Золотая Орда, как государственное образование, имеющее определенные территориальные границы, называлась "Улуг Улус" ("Великий Улус") или (в восточной письменной традиции) "Улус Джучи". При этом более мелкие улусные владения ("тумены" и "тысячи") также имели достаточно четкие географические пределы, а их владельцы непосредственно подчинялись великому хану. Кроме того, население улуса должно было не только платить дань и различные налоги, как утверждает Кривошеев, но служить в армии, участвовать в административном управлении государством на различ-ных уровнях, дипломатических миссиях и т.д. Таким образом, "улус" необхо-димо оценивать именно как основную составляющую территориально-государственной структуры Золотой Орды. Рассмотрение же русско-монгольских отношений как исключительно отношений даннических противо-речит фактическому положению дел, и противоречат высказываниям автора о том, что русско-ордынские отношения "представляют собой сложные переплетения различных уровней: политического, военного, дипломатического, эконо-мического" (с. 240). Немаловажным в этом отношении является признанием на Руси княжеских владений "царевыми улусами".

(16)      Исходя из тезиса о русско-ордынских отношениях как исключи-тельно даннических, в главе "Князья и ханы" Кривошеев рассматривает поло-жения князей по отношению к золотоордынским властителям. Немаловажное значение в логических построениях автора занимают события зимы 1276-1277 гг., когда русские войска участвовали в походе великого хана на Северный Кавказ. Выводом Кривошеева является суждение о том, что "русские князья здесь (в походе - Ю.С.) выступают, по меньшей мере, как равноправные союзники. Пользуясь правом победителей, они берут "корысть и полон", а их действия одобряется командиром объединенного войска". Однако, учитывая положения русских княжеств как ордынских улусов и, соответственно, русских князей как ханских "улусников", события зимы 1276-1277 гг. необходимо рассматривать не как действия союзных войск, а как участие русских ратей в войсковых подразделениях ордынского государства. Отсюда и участие в дележе добычи, и похвала военачальника - в полном соответствии с традицией и пра-вовыми нормами монгольского законодательства.

(17)      Не бесспорным является вывод Кривошеева о том, что "мы должны констатировать факт отсутствия жестокого прямого контроля наследования столов на Руси со стороны монголов. Поездки в Орду, таким образом, с этой точки зрения представляются во многом формальным актом, а получение ярлы-ка лишь подтверждением свершившегося мероприятия: передачи княжения по наследству. Большее значение решения ордынских ханов имели при спорных ситуациях, когда два или более князей претендовали на то или иное княжение (в основном, великое)…фактом остается то, что ханы (или их чиновники) далеко не всегда имели возможность да и намерения вмешиваться в существовав-шие на Руси традиции наследования княжеских столов". Трудно согласиться с мнением автора, что поездки являлись формальным актом - уклонение от посещения ставки хана могла стоить претенденту или князю жизни. Несомненно, что ордынская власть активно вмешивалась в русские традиции наследования. И у нее были для этого возможности. Примером служат отстранение от власти Святослава Всеволодовича и передача Владимирского стола его племяннику Андрею Ярославичу в 1249 г. (причем о споре в источниках нет никаких сведений), свержение при помощи "Неврюевой рати" того же Андрея в 1253 г. и вокняжении его брата Александра Ярославича Невского (и здесь также летописи умалчивают о конфликте, т.е. события можно истолковать и как инициативу Орды по смещению неугодного князя). Более того, волей ордынских ханов бы-ли закреплены и введены великие княжества, наследование в которых осущест-влялось, как и в монгольских государствах, по родовому принципу. Причем Сарай жестко контролировал и всячески поддерживал данную систему (в Северо-Восточной Руси известен один случай, когда представитель другой династии (смоленских князей) занял стол в пределах Владимирского княжества (Федор Ростиславович Черный в Ярославле), однако он был связан родственными узами по женской линии, а вокняжение осуществлялось при военной поддержке Орды). Таким образом, если до установления зависимости от Орды Русская земля рассматривалась как родовая собственность Рюриковичей и представитель любой династии мог претендовать на любой русский княжеский стол (хотя основные княжества закрепились за определенными ветвями), то с установлением власти ханов права наследования были урезаны до соответствующих конкретному княжескому роду владений.

(18)      Основным выводом монографии Кривошеева является суждение о том, что "город в XIII-XIV вв. сохраняет преимущественно свою прежнюю структуру и функции, являясь, следовательно, гарантом действенности системы городов-государств" (с.349). И далее: "Влияние монголо-татар, безусловно, имело место, но коренной ломки сложившейся в XII- начале XIII вв. структуры общественных отношений не произошло. "Иго" стало лишь дополнительным фактором (или одним из факторов) в уже существовавших общественных отношениях, особенно политического свойства…Таким образом, и в XIII, и в XIV вв. В Северо-Восточной Руси функционировала традиционная система городов-государств (земель)" (с. 353). Собственно именно этому вопросу (доказательст-ву сохранения городов-государств на Руси в ордынский период) в результате посвящена работа Кривошеева. Хотя во введении автор высказывает намерение создать по возможности более полную картину "русско-ордынских отно-шений", картины "полной и сбалансированной" (с. 122).

(19)      В этой связи автор допускает и ряд фактических неточностей. На-пример, опираясь на высказывание Л.Н. Гумилева, Кривошеев допускает возможность побратимства Александра Невского и сына Батыя Сартака (с. 240). Однако в историографии неоднократно отмечалось, что подобного факта источники не зафиксировали (см. например работы Я.С. Лурье). На с. 342 автор приводит в поддержку своего мнения о существовании вечевых порядков в Москве события "Едигеевой рати". Причем относит ее к 1409 г., называя ордынского военачальника ханом. Необходимо отметить, что поход беклярибека Едигея на русские княжества был осуществлен зимой (ноябрь-декабрь) 1408 г., а сам эмир не был и не мог быть ханом, поскольку не принадлежал к роду Чингиз-хана.

(20)      Тем не менее, ряд суждений автора о русско-ордынских отношени-ях заслуживает внимания. В частности, любопытны наблюдения Кривошеева о роли шаманов-"чародеев" при завоевательных походах монголо-татар. По мнению автора, первые посольства с участием колдунов "призваны своим прохождением обезопасить территорию незнакомой страны" (с. 148).

(21)      Немаловажным для уяснения системы русско-ордынских отношений являются наблюдения Кривошеева над обрядом выдачи ярлыка (с.273), посольским обрядом (с. 271), формой казни русских князей (292-293). Автор приходит к выводу, что в каждом из перечисленных обрядов заключалось и сакральная функция, что позволяет проследить этнопсихологические факторы и их влияние на взаимоотношение Руси и Орды.

(22)      Таким образом, необходимо отметить, что попытка переосмысления русско-ордынских отношений на новом уровне развития научной мысли удалась не полностью. Кривошеев наметил лишь один из путей рассмотрения взаимоотношений между народами. Изучение этнопсихологических факторов, наряду с другими (политическими, экономическими, военными и т. д.), а также, как отметил Г.А. Федоров-Давыдов, спокойное изучение письменных и архео-логических источников, на наш взгляд, в дальнейшем позволит создать подробную взвешенную панораму отношений Руси и Орды на протяжении всего существования монголо-татарского государства.